Добротнейший из кинозлодеев

На 63-м году жизни после тяжелой болезни скончался заслуженный артист Российской Федерации, известный артист театра и кино Роман Мадянов.

Отец Романа и Вадима Мадяновых (Вадим, старший брат, тоже был актером, а также кинорежиссером и тоже ушел из жизни несправедливо рано — в 2016 году, когда ему было всего 56) работал на телевидении, брал детей с собой на службу — и таким образом определил судьбу обоих.

Романа заметили ассистенты, и девятилетний мальчик дебютировал на экране эпизодической ролью в фильме Инессы Селезневой «Перевод с английского», вышедшем на экраны в 1972 году.

Конечно, у многих «экранных» детей эпизоды остаются лишь забавными детскими воспоминаниями, но мальчик Рома Мадянов впоследствии сам стал воспоминанием для нескольких поколений советских детей — прежде всего потому, что именно он сыграл Гекльберри Финна в ставшей в семидесятые годы весьма популярной картине Георгия Данелии «Совсем пропащий» (1973) по роману Марка Твена. Собственно говоря, уже в этой роли (были и другие в его отрочестве) все «мадяновское» видно — напор, обаяние, интерес к жизни и понимание ее, умение убедить зрителя в достоверности любых обстоятельств.

Театру повезло в том, что ему удалось «отвлечь» Романа Мадянова от экрана — он окончил ГИТИС по классу Оскара Ремеза и попал в Театр имени Маяковского времен его расцвета при Андрее Гончарове. Мадянова выпустили из института как комедийного, характерного актера. Действительно, его фактура и темперамент не оставляли молодому Мадянову шанса остаться незамеченным, тем более что в гончаровском театре любили яркость и напор в сценическом поведении — так что постановки Островского без молодого актера не обходились. Впрочем, Островским дело вовсе не ограничивалось. Одной из знаменитых перестроечных ролей Мадянова стал Клавдий в спектакле Евгения Арье «Розенкранц и Гильденстерн мертвы» — наглый и самодовольный узурпатор. Вскоре после тогдашней премьеры, в 1991 году, актеры почти всем спектаклем уехали вместе с режиссером в Израиль создавать театр «Гешер». Кроме Мадянова, который, кажется, и не собирался — конечно, он был исключительно русским актером, даже не в смысле происхождения, до которого кому какое дело, а в смысле понимания национального характера, его мощи, силы, но и его тьмы и иррациональности.

Еще в начале 90-х кинематограф призвал Мадянова обратно, да так, что постепенно перестал обходиться без него вовсе — в то время как театр, со своей стороны, не очень-то понимал, чем по тогдашним обстоятельствам его удерживать. Роман Мадянов формально состоял в труппе Маяковки до прошлого года, но много лет уже почти не играл на сцене. Его можно было увидеть в антрепризных комедиях, но они скорее «обслуживали» интересы кино, нежели имели какую-то творческую ценность и подлежали рефлексии.

Зато на экране Мадянов стал буквально нарасхват, «размножившись» во многих и многих десятках персонажей разного объема, которые всегда выглядели поразительно современными, даже если по сюжету были прописаны в других эпохах отечественной истории.

Это были роли многочисленных милиционеров, сотрудников органов безопасности и военных всех званий и всех времен, руководителей самых разных уровней — от завхоза до министра, соседей и дальних родственников, прохиндеев и жуликов всякого пошиба. За признанные удачи он по заслугам и не по разу получал высшие кинематографические премии. Но стал одним из тех немногих актеров, которых потомки будут благодарить не за хрестоматийные роли-вершины, а за своего рода коллекцию точных наблюдений о неприглядных нравах нашего времени. Мадянов умел быть не просто естественным, точным в деталях, узнаваемым, он умел не просто «вкусно», увлекательно играть — он сумел создать разнообразную галерею портретов, для каждого из которых его собственная личность служила уникальным, отзывчивым и чутким «холстом».

Были в этой коллекции и абсолютные высоты — в те моменты, когда к конвейерному производству мадяновских ролей прикасался крупный или как минимум просто самостоятельно мыслящий режиссер. Так случалось и с картинами Николая Досталя, который много снимал Мадянова (достаточно вспомнить вальяжное негодяйство боярина Бориса Морозова в сериале «Раскол»), и с сериалом «Домашний арест» Петра Буслова, и с многосерийной драмой о декабристах «Союз спасения. Время гнева», где Аракчеев оказался еще одним как по мерке сделанным для актера образом.

И так, конечно же, произошло в «Левиафане» Андрея Звягинцева, где актер сыграл мэра маленького города, коррумпированного, беспринципного и самоуверенного злодея, готового переступить через что угодно ради сохранения своей власти. Правда жизни здесь была увидена через художественное увеличительное стекло — и стало понятно, что природные данные актера вкупе с его ювелирным профессиональным мастерством способны творить чудеса.