Робер Оссейн: «Во мне намешано много разных кровей»

Издательство Presse de la Renaissance выпустило в свет книгу Робера Оссейна «Я верю в человека, потому что верю в Бога».

Со знаменитым актером и режиссером встретился его давний знакомый, парижский корреспондент «Культуры» Юрий КОВАЛЕНКО.

Вы — уроженец Парижа, но Вас сложно назвать настоящим французом.

Во мне намешано много разных кровей. Мой отец Аминолла родился в Самарканде, а мама Анна — русская, православная — в Киеве. Я слушал персидские сказки и русские песни. Жили мы очень бедно, одно время даже ютились на чердаке парижской гостиницы, где рукомойник был на лестничной клетке, а туалет несколькими этажами ниже. Мое детство проходило в пансионах, которые содержали русские эмигранты, в столичных пригородах: Версале, Медоне, Шату, Кламаре. Денег у родителей не хватало, и, когда наступала пора платить за обучение, меня переводили из одного заведения в другое. В пансионах я видел много православных батюшек. С тех пор сохранилась любовь к иконам и ладану. Возможно, именно благодаря такому воспитанию Россия всегда мне казалась не страной, а миссией.

Мой мудрый отец наставлял: «Я появился на свет с кошельком бедняка, но с головой богатого человека. Лучше так, чем наоборот. Увидишь, что в жизни самое трудное — первые 50 лет, потом попривыкнешь и станет легче».

Ваш путь к успеху тоже оказался тернистым. В молодые годы речь шла о том, как заработать на кусок хлеба…

Лет в 17–18 я бесцельно шатался в богемном парижском квартале Сен-Жермен де Пре, там собирались писатели, поэты, артисты, художники. Приятель устроил меня сторожем в гостиницу «Старая голубятня» возле театра с тем же названием, где я потом выступал. Мне велели не спускать глаз с «безумного» русского: живя в отеле, тот жарил рыбу прямо на лестничной площадке. Он расплачивался за комнату своими картинами, но тогда они никому не были нужны. Это сегодня имя Сержа Полякова известно во всем мире. «Пожалуйста, будь осторожнее, а то тебя выгонят», — сказал я. «Не волнуйся, — отвечал он, — бери балалайку, и будем петь. Настанет день, когда я стану миллионером». Через несколько лет он прославился и действительно стал очень богатым человеком.

В Вашей биографии много романов и четыре жены. Первая — Марина Влади!

Я познакомился с Мариной, когда ей было всего лет десять. В моих глазах она олицетворяла красоту и целомудрие. В таких девочек я влюблялся в пансионах. Когда Марине исполнилось 17, а мне 27, мы встретились на съемках фильма режиссера Жоржа Лампена «Преступление и наказание» по мотивам романа Достоевского. Я играл Раскольникова, Марина — Сонечку Мармеладову, а Жан Габен — следователя Порфирия Петровича. Позже мы поженились. Марина снялась в моих первых картинах — «Негодяи отправляются в ад», «Ночь шпионов», «Ты — Яд», «Простите наши прегрешения». Я поселился в их доме в парижском пригороде Мезон-Лаффит, где собрался весь Маринин клан — мама, три сестры с детьми. У нас родились два сына — Петр и Игорь, о которых, к стыду своему, я почти не заботился. Через пять лет совместной жизни мы расстались, но остаемся друзьями. Она замечательная актриса. Продолжает сниматься и выходит на сцену, создала трогательный спектакль о Владимире Высоцком. Я был с ним знаком, огромный талант!

Судьбоносной оказалась для Вас серия фильмов про похождения Анжелики. Кинороман только что в очередной раз показывали по российскому телевидению. Вы вспоминаете, что известная писательница Маргерит Дюрас иронично называла Вас «Дон Жуаном базара и Казановой мидинеток».

Меня ценили в вашей стране не только за «Анжелику». Три года назад на Фестивале российского искусства в Канне удостоили почетного знака «За выдающийся вклад в укрепление культурных связей между Россией и Францией». (В 2008-м эту награду получила Марина Влади. — «Культура»).

Вероятно, я не был великим актером, но в свое время входил в число самых известных — наряду с Габеном, Фернанделем, Жаном Маре, Бурвилем и Луи де Фюнесом. Скорее всего, потому что часто играл злодеев (смеется). Моими партнерами были самые яркие звезды — Брижит Бардо, Жан-Поль Бельмондо, Омар Шариф, Клаудия Кардинале, Анни Жирардо. В общей сложности, на моем счету 140 фильмов. Кино давало прекрасный заработок, возможность иметь то, чего в молодости я был лишен. Все гонорары спускал с друзьями. Потом и вовсе сбежал в театр.

Почему, несмотря на колоссальный успех, Вы предпочли сцену?

Потому что считал себя не столько актером — игрушкой в руках режиссера, сколько творцом. Всегда стремился к прямому контакту со зрителями. Сцена — моя первая любовь, моя судьба.

Я сам сочинял пьесы: в одной из них — «Ограниченная ответственность» — первую роль на подмостках сыграл Жан-Луи Трентиньян. Хотел делать грандиозные представления, где можно было бы объединять театр и кино. Мои постановки собирали огромное количество зрителей. «Человек по имени Иисус» во Дворце спорта посмотрели почти 700 тысяч человек — абсолютный рекорд, достойный Книги Гиннесса. Публика ломилась и на другие мои спектакли — «Собор Парижской Богоматери», «Отверженные», «Броненосец «Потемкин». Театр ничего не решает, но ставит вопросы, способные изменить нашу жизнь. Это великое средство общения, благодаря ему человек начинает понимать, что он не одинок.

Начиная с 1970-го в течение семи лет Вы возглавляли Народный театр Реймса, а в дальнейшем — парижский Мариньи.

Труппа в Реймсе превратилась в некое подобие кооператива, школу солидарности и дружбы. При театре существовало училище. Через него прошли многие блистательные артисты, в том числе Изабель Аджани. Хотя для меня было неважно, станут ли мои ученики знаменитыми. Главное, чтобы они могли выбрать свой жизненный путь.

Как актер и режиссер, всегда любил великих русских писателей, в первую очередь Достоевского. В Реймсе мне удалось показать «Преступление и наказание», «На дне» Горького. Я брал на себя роль посредника между произведениями и публикой, участвовавшей в моих интерактивных постановках. Действие происходило одновременно и на сцене, и в зале.

Вы часто повторяете слова Достоевского о том, что красота спасет мир.

Красота и доброта. Они защищают наше сердце от равнодушия и атрофии. Бесплодна та культура, которая не служит людям. Нас губят эгоизм, безразличие и скептицизм. Ни как актер, ни как режиссер никогда не стремился стать первым или лучше всех. Когда веришь в Бога, нельзя быть пессимистом. Я остаюсь сентиментальным романтиком. Меня мучает чувство, что прошел мимо чего-то важного, не сделал всего, что мог, — отвлекали карьера, кино, спектакли. Я хотел быть полезным. Жизнь прожита не зря, если помогаешь другим.

С одной стороны, Вы верите в человека, а с другой — бьете в набат, предупреждая о том, что людской род находится на грани катастрофы.

Если мы по-прежнему будем делать глупости, то взорвем нашу планету и исчезнем, как динозавры. Природа от нас устала. Завет «Возлюби ближнего, как самого себя» должен подкрепляться делами. Без них вера мертва. У меня осталось мало иллюзий, но нельзя жить без надежды.

Вы, кажется, фаталист и считаете, что все предопределено?

Всегда надо идти к какой-то цели, что-то предпринимать. Хотя это не значит, что добьешься успеха. Жизнь — величайшее благо, но она бессмысленна, если от тебя нет поддержки окружающим. Своими победами я обязан другим. В неудачах виновен сам в силу эгоизма и мегаломании.

Насколько я понимаю, смерти Вы не боитесь?

Думаю, мы не умираем, а переходим в другое состояние. Забавно, 6 марта нынешнего года кто-то запустил в «Твиттере» сообщение о моей кончине. «Новость» мгновенно разошлась по Сети, и ее растиражировали СМИ. Пришлось опровергать. Мне, паяцу, еще удается возрождаться из пепла.

Вы создали несколько работ на религиозные темы — «Человек по имени Иисус», «Женщина, которую зовут Марией», «Иоанн Павел II».

Я мечтаю поставить спектакль «Он все еще с нами», посвященный Иисусу Христу, и показать его в Москве и Риме, а затем проехать с ним по всей России. Рассчитываю на Жерара Депардье в качестве чтеца. Называйте меня безумцем, но я хотел бы, чтобы это зрелище послужило сближению католиков и православных. Патриарх Московский и всея Руси Кирилл и римский папа Франциск встретились в начале 2016 года. Это знамение нового времени, наступающего в отношениях двух христианских церквей. Осенью в Париж на открытие Российского духовно-культурного центра ожидают президента Владимира Путина. К сожалению, мой спектакль еще не будет готов. Нам не хватает средств. Может, через вашу газету найдем неравнодушных меценатов.