Неспособность отличить «почему» от «что» представляет серьезную проблему для любого, кто надеется извлечь уроки из прошлого.
Впрочем, мы хотя бы точно знаем, что произошло, – хотя порой и не понимаем почему.
История является буквальным описанием прошлых событий – это самый что ни на есть здравый смысл.
И все же, как утверждал философ Исайя Берлин, описания, которые историки дают делам минувших дней, очень мало говорили бы людям, принимавшим в них непосредственное участие.
Эту проблему Исайя Берлин иллюстрирует сценой битвы при Бородино из романа «Война и мир» Льва Толстого.
Пьер Безухов бесцельно бродит по полю боя. Он потерян, он жаждет увидеть детально спланированную операцию, сражение, какое описывают историки и художники. И не видит. Вокруг царит обыкновенное смятение, а происходящее есть вереница отдельных случаев, истоки и последствия которых в целом не доступны ни отслеживанию, ни прогнозу. Разрозненные группы событий сменяют друг друга, не следуя никакому очевидному порядку .
Историк может возразить: мол, Безухов просто не мог наблюдать всю битву целиком. А может, не мог сопоставить в уме все кусочки увиденного. Получается, единственным различием между взглядами историка и Безухова является то, что первый располагает временем для сбора воедино информации от многих отдельных участников, ни один из которых не являлся свидетелем всей картины в целом. С этой точки зрения понять события в момент их свершения действительно трудно, а подчас вообще невозможно. Выходит, проблема эта – исключительно практическая и сводится к скорости, с которой человек осуществляет сбор и синтез данных. Если это так, Безухов должен был знать, что происходило в битве при Бородино, – если не на практике, то хотя бы В принципе.
Представим на мгновение, что мы можем решить эту практическую «закавыку», и вообразим себе некое истинно паноптическое существо, способное наблюдать одновременно каждый объект, действие, мысль и намерение битвы у Толстого или в любом другом событии.
Точно такое гипотетическое существо – «Идеального Хроникера» – предложил философ Артур Данто.
Если заменить им Безухова, возникает вопрос: что бы увидел Хроникер? Для начала, он имел бы уйму преимуществ перед несчастным Пьером. Он мог бы наблюдать не только каждое действие каждого солдата, но и все остальное происходящее в мире.
Будучи вечным, Идеальный Хроникер знал бы все, что случилось до того момента. Он мог бы синтезировать все известные ему данные и даже сделать выводы о том, к чему это может привести. То бишь обладал бы гораздо более полной информацией и бесконечно большей способностью обрабатывать ее, чем любой смертный историк.
Как это ни удивительно, но, невзирая на все свои преимущества, Идеальный Хроникер столкнулся бы, в сущности, с той же проблемой, что и Безухов: он не смог бы описать Происходящее Так, как это делают историки. И вот почему. Когда последние описывает прошлое, они неизменно опираются на то, что Данто называет «нарративами» – предложениями, описывающими произошедшее в любой отдельно взятой временной точке с позиции полученных позже знаний.
Рассмотрим следующее высказывание: «Однажды около года назад Боб сажал в саду розы».
Такие предложения Данто называет «нормальными» – то есть они описывают лишь происходящее в данный конкретный момент.
Теперь слегка видоизменим его: «Однажды около года назад Боб сажал в саду свои розы победительницы». Это нарративное предложение, ибо оно имплицитно относится к событию – победе роз на выставке, – произошедшему не во время посадки цветов.
Различие между двумя предложениями кажется несущественным.
Однако, как указывает Данто, только первое – нормальное – имело бы смысл для участников событий в момент их свершения.
Иными словами, Боб мог бы сказать: «Я сажаю розы». Или даже: «Я сажаю розы, и они выиграют на выставке». Но было бы очень странно, если бы он сказал: «Я сажаю свои розы победительницы» до того, как они действительно завоевали первое место. Дело в том, что если первые два утверждения включают прогнозы о будущем – во первых, корни, которые Боб закапывает в землю, превратятся в роскошные розовые кусты и расцветут, а во вторых, он намерен отвезти их на выставку и думает, что они победят, – то третье несколько отличается: оно предполагает предвидение всевозможных специфических событий, которые окрасят события настоящего после того, как они произойдут. Боб мог бы так сказать, будь он прорицателем – человеком, который видит будущее настолько ясно, что может говорить о текущем моменте, словно смотрит на него из будущего.
Основная мысль Данто в том, что даже всезнающему гипотетическому Идеальному Хроникеру нарративы недоступны. Ему известны все события, которые происходят Сейчас, и все, которые к ним привели.
Он может сделать выводы о том, чем это все может закончиться. Но что он не может – так это предвидеть будущее. Он не может рассматривать происходящее сейчас в свете грядущих событий.
Видя, как начинают сближаться английские и французские корабли в Ла Манше в 1337 году, Идеальный Хроникер мог бы заметить, что назревает какая то война, но он не мог бы записать: «Сегодня началась Столетняя война».
В то время не была известна не только степень конфликта между двумя странами, но и сам термин «Столетняя война» был предложен через много много лет после того, как она закончилась, – как условное обозначение серии перемежающихся конфликтов, имевших место в период с 1337 до 1453 года.
Аналогичным образом, когда Ньютон опубликовал свои «Начала», Идеальный Хроникер мог бы сказать, что это – самый крупный вклад в небесную механику. И даже предсказать, что он приведет к революции в естествознании. Но утверждать, будто Ньютон заложил фундамент для современной науки или сыграл ключевую роль в наступлении эпохи Просвещения, было бы за пределами его возможностей.
Эти нарративы могут быть произнесены лишь после того, как соответствующие события уже произойдут.
На первый взгляд, вышесказанное – всего лишь тривиальный спор по поводу семантики.
Разумеется, даже если Идеальный Хроникер не мог употребить те же самые Слова, что и современные историки, он по прежнему не хуже их мог воспринимать суть текущих событий.
Однако, согласно Данто, исторические описания происходящего Невозможны без нарративов – именно они и есть Sine qua non исторических объяснений.
Данное отличие – ключевое, ибо большинство исторических документов, как правило, подразумевают независимый и беспристрастный рассказ «исключительно» о том, что случилось. Тем не менее, как утверждают и Берлин, и Данто, буквальные описания произошедшего не только невозможны, но и не отвечают самой цели исторического объяснения, заключающейся не столько в воспроизведении событий прошлого, сколько в объяснении, почему они были важны. Единственный способ узнать, что важно и почему, – это увидеть конечный результат.
К сожалению, такой информацией по определению не может обладать никто – даже столь одаренное существо, как Идеальный Хроникер.
А значит, события в момент их свершения – это еще не история. И не потому, что их участники слишком заняты или сбиты с толку, но потому, что смысл происходящего становится известен гораздо гораздо позже, когда будут известны и оценены последствия.
Да и становится ли вообще?
Как выясняется, даже этот невинный вопрос для объяснений с позиций здравого смысла представляет определенные проблемы.
http://furlong.ru/kogda-istoriya-stanovitsya-istoriej.html
***
Наррати́в (англ. и фр. — narrative) — исторически и культурно обоснованная интерпретация некоторого аспекта мира с определенной позиции. В литературе нарратив — линейное изложение фактов и событий в литературном произведении, то есть то, как оно было написано автором. Синонимами сравнительно нового для русского языка термина «нарратив» являются более традиционные «повествование» и «рассказ».(Вики)
Свежие комментарии