ДОСЬЕ
Михаил Александрович Ширвиндт (14 августа 1958, Москва) — российский телеведущий, теле- и кинопродюсер.
В 1981 году окончил Театральное училище им. Щукина и поступил на работу в театр «Сатирикон» под руководством Аркадия Райкина.
В 1989 году ушёл из театра вместе с женой, Татьяной Морозовой.
В 1992 году начал работать на телевидение как автор и ведущий передачи «Лотто-Миллион». В этом же году вместе с А. И. Коняшовым создал студию «Весы», позже телекомпания «Живые новости». Как телепродюсер выпускал передачи: «Живые новости с Татьяной Морозовой», «Путешествия натуралиста с Павлом Любимцевым», «Растительная жизнь с Павлом Лобковым», «Охотники за рецептами с Любовью Полищук и Сергеем Цигалем», «Музыкальная история», «Хоббиты с Василием Уткиным», «От смешного до великого», документальные фильмы «Роберт Стуруа репетирует Гамлета», «Процесс Синявского и Даниэля», «Великий Октябрь: голая правда» и др.
Широкую известность получил как ведущий телепередачи «Дог-шоу. Я и моя собака» (НТВ и Первый канал, 1995—2005). С 2007 по 2013 г.г. на Первом канале вел телепрограмму «Хочу знать».
Вместе со своим отцом вел передачу «Браво, артист!».
Женат. Дети – сын Андрей (1981) и дочь Александра (1986), внучка Элла (2011 г.).
Встреча в «Семь сорок»
– Итак, вы решили завязать с карьерой телеведущего и переквалифицироваться в рестораторы?
– Я давно завязал с карьерой ведущего (с 2007 по 2013 г.г. Михаил вел телепрограмму «Хочу знать» на Первом канале. – Прим. ред.). Уже три года как. Я против телевидения ввел санкции, личные.
– Чем оно провинилось?
– Оно поганое. Знаете такое – «поганая ваша собака...»? Так вот поганое ваше телевидение. Поэтому я ввел санкции. Пока что-то там не изменится – я туда ни ногой. Ни ухом, ни рылом я туда не хочу.
– Странно слышать, казалось бы, так все у вас там легко складывалось – включен был зеленый свет светофора. Снимай – не хочу!
– Во-первых, никогда особого света не было, всегда надо было самому все утверждать, добивать и дожимать. А потом, когда-то ведь надо становиться принципиальным человеком. Вот я и стал.
– И трудно это дается?
– Это приходит само, каких-то моральных догм во мне никогда не было, просто я понял, что это уже невозможно, это уже край. Не телевидение, а то, что происходит в стране. Я решил, что это мой маленький протест, плюс у меня были конфликты с моим товарищем, руководителем первого канала. Все совпало.
– Нашли, значит, спокойную нишу, не связанную с беспокойными СМИ?
– Конечно. Тем более что уже был подобный опыт – у меня когда-то вместе с Антоном Табаковым был огромный ресторан. В основном он был его, конечно, так как он опытный, у него их 15 штук. Он назывался «Штольц» – и находился он в здании фабрики, практически это был фабричный цех, мы его переоборудовали. Просто совпало все удачно – у Антона был недалеко такой вальяжный ресторан «Обломов», а тут конструктивистский «Штольц» получился. Еще и Ширвиндт-Табаков, ШТ.
– Удачный был опыт?
– Очень удачный. Хорошо развивался, хоть место это было не «проходняк», никого там кроме нас не было. На Саввинской набережной, между Новодевичьим монастырем и Белым домом. Неосвоенный был район. Но у нас все получилось.
– И почему закрылся такой удачный проект?
– Знаете такое слово – «рейдерство»? Мне кажется, мы были первыми, к кому его применили. Мы даже не знали, что это такое – и вот нас буквально за полгода «под асфальт» закатали и забрали ресторан. Мягко, через суды.
– И вы со своими именами и фамилиями ничего не смогли сделать?
– Они так мягко это сделали, что мы не успели даже испугаться. Было все очень продумано. На нас собственники подали иск, что гипсокартонная перегородка в служебном помещении не соответствует плану БТИ. При том, что мы взяли кирпичную коробку и выпотрошили ее на 5 метров под землю и все внутри построили с нуля. И планы подавали в БТИ сами. Поэтому уровень этого иска не произвел нас никакого впечатления. Был какой-то там суд, который мы проиграли. Оказывается, на это все было и рассчитано, что никто не испугается. Мы подали апелляцию, и когда второй суд проиграли, вот тут мы испугались, но было поздно – нам выкатили такие деньги… и забрали ресторан.
– А здесь вы разве не рискуете? Мы прошлись по Малой Бронной, здесь такой «проходняк» – ресторан на ресторане. Конкуренция…
– Эта улица – кулинарная столица. Москва – кулинарная столица России, а Малая Бронная – это ее эпицентр. Но мы случайно оказались в этом месте. У моего партнера здесь был антикварный магазин, и мы в этом помещении открыли успешное, надеюсь, в будущем кафе.
– Сколько времени существует кафе?
– Чуть меньше года, прошлым летом здесь была еще разруха. Все было перерыто, улучшали тут все нам. Сейчас потихонечку двигаемся, так как мы не сетевые и нам трудно. Сейчас выживают только сетевики.
– Чем привлекаете клиентов?
– Привлекаем атмосферой, привлекаем тем, что у нас вкусно, хотя этим сейчас трудно привлечь. Придумали эту историю с тарелками – всякие звезды приходят и рисуют коряво на тарелках сорок и что-то, с этим связанное. Тут рядом театры, и к нам всегда много известных людей приходит. Им уютно. Плюс сейчас у нас начнет работать один из знаменитых итальянских поваров. Надеюсь, что проскочим.
– Ваше кафе дог-френдли? Можно сюда с собакой?
– Как видите.
– Это хозяйская собака.
– Приходят сюда с собаками. У нас даже есть миска для собак. Конечно, если придет Цигаль со своей Дуней, то как придет – так и уйдет. (Улыбается.)
Дворняга и… дворняга
– Ну вот мы и добрались до главного – до собак. Насколько мне известно, Гоша – не первый ваш питомец…
– Я вырос с дворнягами. На даче у нас жили сторожа, и их собак всегда звали Диками – один Дик за другим у меня появлялся. Они были злобные и сидели на цепи, но я этого не знал, поэтому выгонял их из конуры и там сидел. А они в шоке стояли на улице, ничего не понимая. Я никогда не боялся собак, у меня всегда с ними были хорошие отношения. Потом первая моя собака, которая появилась в доме, была подарена Сергеем Владимировичем Образцовым моей бабушке. Это была дворняжка с признаками таксы, такой той-терьерчик Тоша.
– Наверное, вы ее кормили, гуляли с ней…
– Мы не гуляем. У родителей на Котельнической набережной мраморный балкон, который тянется вдоль всего третьего этажа, роскошный – метров сорок квадратных. И все маленькие собаки, которые были у нас, гуляли на балконе. Потом совочком раз – и все. Когда я своего Гошу отдаю им, то он вынужден гулять по балкону, хотя здесь мы с ним нарезаем километры. У моей дочки собака породы веймаранер, для которой пробежать километр – значит даже не успеть стартовать, и он приучил Гошу гулять в таком же режиме.
Потом у Тоши появились двое детей, причем совершенно непонятно от кого и как такое получилось. Один – лохматый терьер с челкой, закрывающей глаза, который у нас остался – Антон, знаменитая собака, которая внятно и четко говорил «мама». Второй щенок был гладкой белой колбасой, которого взял Арканов. И назвал его Колбан. Так что были дворняжки и… дворняжки, а потом я как-то «киксанул» – уже родилась дочка, и какое-то время у меня не было собак.
Логотип «Дог-шоу»
– И кто стал первым после паузы?
– Как-то на улице мне понравилась собака – и по цвету, и по форме. Я уточнил – оказался черно-подпалый английский кокер-спаниель. Ужасно понравился не курносый нос, как у американца, а длинный аристократический. Так появился у меня Сандрик – дети у меня Саша и Андрюша. И по легенде он был инициатором программы «Дог-шоу» (в 1995–2005 г.г. Михаил Ширвиндт вел на телевидении передачу «Дог-шоу. Я и моя собака» – Прим. ред.). Когда мы с товарищами у меня дома придумывали, что бы такое сделать на телевидении семейное, Сандрик сидел рядом, и я предложил сделать что-то из серии «человек-собака». И мы с двумя моими соавторами на листочке тут же написали эскиз программы. А Сандрик вполне заслуженно стал логотипом программы.
– Значит, это был не купленный формат?
– Это моя гордость. Когда нас посылали на «Тэфи» как детскую программу, я говорил, что она авторская. На ТВ с тех пор авторские только КВН, «Что, где, когда?» и «Дог-шоу». Мы гордимся, что ее украли в Англию и Японию. Как мы не соблюдаем авторских прав, так и они к нам. Кстати, как мы тогда написали передачу, так она и прожила собачью жизнь, все 10 лет. Я и сейчас предлагаю возобновить передачу с новым ведущим, но сейчас другие времена – скандалы, интриги, расследования.
– Но зато за эти 10 лет ведения программы вы стали чертовски опытным собаководом и дрессировщиком, как сказал ваш папа.
– Нет, это мне приписывают фанатическую любовь к собакам и всякое собаководство и кинологию. Я в гробу все это видел. Я абсолютно нормальный пользователь. Практически я понял, что надо завязывать с программой, когда с интервалом в две недели в разных уголках Москвы на улице ко мне подошли две пожилые женщины и, глядя на меня, сказали: «Гав-гав!». И я понял, что приехали, до свидания, все. То «роял канином» назовут, то «дог-шоу пошел».
Собака мечты
– Я ушел, но программа породила приобретение главной собаки моей жизни. За годы производства «Дог-шоу» я вычленил для себя абсолютную собаку, абсолютную породу, если это не дворняжка. Дворняжка – это абсолютно. А среди пород это лабрадор. Где-то я прочитал – как описать инопланетянам, что такое собака? Надо описать лабрадора. Мой друг и партнер, ставший сейчас знаменитым, Сережа Урсуляк (российский кинорежиссёр и сценарист. – Прим. ред.), когда костлявая рука голода к нему потянулась, согласился побыть года два режиссером дог-шоу. У него никогда не было собак, и мы одновременно взяли двух лабрадоров – нам сделали блатных породистых щенков из одного помета. У него Чук, а у меня Чос, Чосер. Но получился сапожник без сапог. У обоих оказалась дисплазия, и мы всю жизнь провели на уколах. Урсуляку повезло, в кавычках и не в кавычках, что собака у него в год попала под машину. Собаку всю переломало, делали операцию, и задние ноги привязали какими-то нитками внутри, и он худо-бедно дожил до 17 лет. Мой тоже долго прожил, до 14 лет, но практически уже не ходил – я носил его задние ноги на полотенце.
Михаил Ширвиндт с Чосером и Мики-первым (собакой отца)
– Но ни о чем не жалеете?
– Ни секунды. По обаянию, уму и характеру это была абсолютно моя собака, точнее, это был человек – с моим характером, хитрый, ленивый, как я. После Чосера я решил никогда больше не заводить собаку.
Гоша из Фейсбука
– Как я понимаю, далее следует «но»…
– Да. Моя приятельница Дайна разместила перед Новым годом в Фейсбуке фотографию – такую морду, ему было месяца полтора, что я понял – судьба. Хотя пытался вяло отнекиваться, а у него уже было 500 лайков. Но Дайна сняла его с «торгов», поняв, что ажиотаж предновогодний, и все хотят подарить этого монстрика на Новый год. Возобновила пристройство после праздников, а тут уже и я подоспел и забрал его в Старый Новый 2015 год.
А у нас есть замечательный ветеринар, который проявился, когда «сделал» собаку Урсуляку и всю жизнь ею занимался – Кац его фамилия. Смешно получается у моей дочки Саши: собаку зовут Фима, порода веймаранер, хозяйка Ширвиндт, а ветеринар Кац. И вот мы с ним определили, что Гоша родился 9 октября. Его подобрали на помойке в Гусь-Хрустальном. Поэтому он Гоша. Гошей мне его уже дали.
– Вернулись, значит, к дворнягам…
– Ну да. Он здесь в Москве очень быстро адаптировался. Когда гуляем и идем мимо кафе, он сразу забегает сюда. Лежит цыпленком табака в углу зала. Дайна говорит: мог ли помирающий от холода на помойке Гоша предположить, что у него будет свое кафе на Малой Бронной.
– Кстати, сразу видно, что у него отличный характер. Нет впечатления подобранной дворняги, которая всего мира боится.
– Он не боится – просто он осторожный. Даже протяни руку я, он сначала подумает.
– Исполняет он что-нибудь из арсенала «Дог-шоу»?
– Говорит «мама», есть команда «взвой!» и еще он дает лапу. А так – понимает язык. Говоришь «стой!» – и он начинает крутиться, чтобы удобнее встать ко мне спиной, чтобы я поднял его на руки. Вообще он очень деликатный. Но злопамятный. Однажды щенком разгрыз мой ботинок, я заорал и швырнул ботинок в его сторону. Месяцев восемь после этого он не подходил ко мне, когда я возвращался домой, а радовался, присев неподалеку. На него также наорал за сгрызенный ботинок муж моей дочери Леша, так теперь он его не замечает, даже когда они едут на дачу, хотя дочку боготворит, визжит, когда видит и прыгает на плечо. А Лешу он не видит, даже когда они вместе гуляют. Не может простить. Меня-то простил, куда ему деваться.
– А где он спит?
– У него на диване и на полу подстилки. Когда он у моей мамы, ему на диван нельзя, и он немного растерян. У дочки можно что угодно и где угодно: кровать, диван, так как своя собака носится по всей квартире. Поэтому у него тройные стандарты.
– Любит дачу и природу?
– Обожает. Носится по участку кругами, бессмысленно.
– Не убежит, не боитесь?
– Нет, даже по городу мы ходим без поводка. Хотя есть одно «но»: благодаря моей внучке, которая его мучает, он боится детей. Если он видит детей, то может шарахнуться и выскочить на дорогу, поэтому при виде детей его приходится брать его на поводок.
В общем, «гав-гав» продолжается, только без экстрима.
Свежие комментарии