Попытки некоторых религиозных деятелей обуздать либидо россиян выглядят жалкими. Потому что секс сегодня — вне морали.
Всех половозрелых людей доброй воли возмутил муфтий Исмаил Алиевич Бердиев, громогласно предложивший делать женщинам обрезание клитора, чтобы уменьшить либидо и связанный с ним разврат. Все обвиняют муфтия в дикости: от мусульманских семей с обрезанными мужьями до необрезанных чиновников, которым муфтий Бердиев попортил картину официальной духовности.
Я один, похоже, любуюсь муфтием Бердиевым — хотя и не готов защищать обрезание (женское или мужское), пока за этой операцией не стоят либо личное желание взрослого человека, либо медицинские показания. Окунание в купель на мой взгляд разумнее — ведь отрезанное не пришьешь.
Я любуюсь муфтием, как синоптик — сбывшимся прогнозом.
Дело в том, что Исмаил Бердиев, если убрать детали, настаивает на том, на чем настаивает любая аврамическая религия: хоть иудаизм, хоть ислам, хоть христианство.
В любой из этих религий секс вне брака греховен и сексуальное удовольствие ничтожно, вторично, а часто и греховно по отношению к деторождению.
Ортодоксальный иудей осуществляет coitus через дырку в простыне, чтобы не осквернить себя прикосновением к женскому телу. Апостол Павел был женоненавистником и не одобрял секс даже в браке. Муфтий Бердиев предлагает иссекать клитор, чтобы секс не был для женщины удовольствием. Всюду — одно и то же.
Это важное свойство трех родственных религий связано с тем, что каждая из них — в определенном смысле богоборческая. Мы созданы с клиторами и пенисами, мы обладаем мощнейшим либидо, непрерывно подзуживающим нас спариваться и, как следствие, размножаться. Все было ничего первые 200 тысяч лет нашей жизни на Земле — пока не появились семья, частная собственность и государство, и неуемное либидо стало мешать. Что поделаешь, человек забавно устроен: половая зрелость наступает лет в 14, а мозг взрослеет к 24-м; веления мозга часто противоречат желаниям тела. Если мы — продукт эволюции, тогда это несовершенство понятно: эволюция лепит новое из того, что есть под рукой. Если же нас создал Бог, то он был скверным инженером, и религия корректирует его ошибки применительно к своей эпохе. Религия прививает культуру, то есть определенный код поведения. Часто оппозиционный тому, что заложено в человека генетически.
Код сексуального поведения аврамических религий един — запрет или максимальное ограничение всего, что не ведет к деторождению. Вот почему иудохристианский Бог казнит несчастного Онана за прерванный половой акт, но ничего не делает дочерям Лота, когда обе эти праведницы (а из Содома спаслись только праведники) совокупляются с праведником-отцом, — ведь они, забеременев от отца, рожают вполне здоровых сыновей.
В этой борьбе с Богом за половую жизнь бои велись с переменным успехом, пока церковь не стала проигрывать другим укротителям полового инстинкта.
Одним из них стал культ романтической любви. Выяснилось, что романтизация и поэтизация похоти дают куда лучший эффект в смысле организации половой жизни, чем запрет на похоть, — вот почему аврамические религии третируют любовную литературу. Об этом точно сказано Чхартишвили-Акуниным в «Другом пути»: пока в Европе любили Бога, любви в Европе не было.
Но самый болезненный удар церковь получила в результате сексуальной революции ХХ века. Главный ее итог — вовсе не распространение новых сексуальных практик, ранее проходивших по ведомству немыслимого разврата (типа фелляции), а отделение сексуальной жизни от детопроизводства. Если есть химическая и механическая контрацепция, если мы можем заводить детей когда хотим, — то сексом мы теперь тоже можем заниматься когда хотим и с кем хотим, лишь бы партнер был не против.
Это значит, что из секса исчезла мораль. Секс теперь ни морален, ни аморален — он внеморален. Потому что мораль начинается и заканчивается тогда, когда делится ограниченный ресурс. В сексе без деторождения делить нечего и не с кем, поскольку там с каждой стороны участвует по одному человеку. Сколько раз ни дели на единицу — делимое целым-целехонько.
Безопасный секс по согласию — это главное и высшее достижение культуры в области укрощения либидо, которым человечество на сегодняшний день располагает. Церковь с ее ветхозаветными идеями — вроде «нечистоты» женщины во время месячных — больше в качестве сексуального поводыря не годится. Даже любовь не нужна в той степени, в какой была нужна раньше: сексуальность стала важнее влюбленности, и любовь стала просто особым психическим состоянием — приятным, хотя зачастую мучительным.
В церковной опоре сегодня нуждаются лишь те примерно 8% людей, которые генетически предрасположены к мистическому мышлению: это большая цифра, и ровно по этой причине принудительный атеизм преступен. Но и потакать церкви со стороны государства, упирая на «традицию» (традиция — это всего лишь мягкое подавление перемен), не менее скверно. Прежде всего — для самих церквей. Когда церковь не поощряется государством, она вынужденно пересматривает свои правила и практики: конкуренция велика. В итоге в некоторых изводах протестантизма рукополагают в священники женщин и заявляют о нейтральном отношении к гомосексуалам (что более чем разумно), а у католиков говорят о важности планирования семьи. А вот когда церковь поощряется государством, она наглеет и начинает размахивать своим главным оружием — запретом.
И тут разницы между муфтием Бердиевым и каким-нибудь чукотским епископом Диомидом, требовавшим запретить вообще все, от телефонов до паспортов, — нет никакой.
Государству, повторяю, разумнее всего оставить церковь (любую) в покое, перестать потакать и спонсировать, поскольку ничто так не компрометирует церковь, как адюльтер с государством. И половую жизнь государству нужно оставить в покое, за исключением случаев насилия и прав детей. В конце концов, мы все уже взрослые, мы научились предохраняться, не ужасаться греху малакии и даже самостоятельно определяться, кто мы — девочки или мальчики, потому что число промежуточных вариантов велико (почитайте Альфреда Кинси). Депутатам, имамам, президентам, попам и рэбе в наших постелях делать нечего.
А вот от (пр)ославившегося муфтия Бердиева, крайне ценимого мной как чистый и честный образец служителя организации, проигравшей битву за власть над сексом, я бы все-таки хотел услышать, что он имеет в виду под «развратом». Потому что для меня разврат — это навязывание своих сексуальных предпочтений тем, кому они совершенно не подходят. И получение кайфа от этого навязывания.
Но из этого определения, к сожалению, следует, что имам Бердиев под него подпадает.
Что тут делать — совершенно не представляю.
Дмитрий Губин
Свежие комментарии