Если, конечно, никто не слышит. Если зрители есть, то используется другая схема.
Лицо немедленно принимает форму мордочки обиженного олененка, глаза наполняются горестной влагой, готовой вот-вот вырваться на свободу, а дыхание…
О! Как некоторые дамы умеют играть дыханием. Грудь порывисто вздрагивает, из приоткрытого ротика вырывается что-то сдавленное, словно сквозь рыдания.
На Танькином месте я бы давно послала саму себя нахрен. Но, ей тогда будет грустно. У нас симбиоз – я вечно он-лайн, на связи. Род занятий такой. Она всегда дома и, чуть что, может броситься в аську рассказать, как все на самом деле плохо, грустно, и язва опять вот-вот обострится, и сердце болит, а голову давно уже не может оторвать от подушки без стона.
“Все плохо” у нее уже лет пять. С того самого дня, когда Танька поняла – мужика своего она не любит, он вообще козел (он на самом деле козел, но это другая история), и вообще, от него бы надо уйти.
Правда, уходить не хотелось. То ли решимости не хватало, то ли лень было жизнь перекраивать, то ли еще что. Поэтому Танечка ухватилась за мысль “мальчику нужен отец, без мужского воспитания он вырастет рохлей, поэтому буду терпеть – ради ребенка”.
Вот этим “терпеть ради ребенка” она прониклась до такой степени, что если поначалу изображала мученицу только в ограниченной бабской компании, то потом ее мученичество перетекло в стиль жизни.
Все, буквально все ее действия пропитаны соусом – “ради тебя, сынок”. Сыночку мне уже реально, жалко. Его настолько затюкали всем этим “ради тебя”, что парнишка не знает, куда деваться.
Пожалуй, он – единственный кого мне жалко, по-настоящему жалко в этой семье. Взрослые за что боролись, на то и напоролись. А ему за что мамины истерики и приступы под девизом “ я умру, заработав болячки за ради сына”? Или папенькино совершенное, абсолютнейшее безразличие к семье? Папенька там появляется не каждую ночь – он давно уже завел себе бабу на стороне, с чего и началась вся эта грустная история. А если появляется, Танечка отрабатывает программу скандалов и слез по самому полному протоколу. На паблик – так, чтобы дите, “ради которого все”, слышало.
Ну да, да, изначально, наверное, у нее психологическая организация такая. Ловить кайф от страданий. Все возможно. Кто ж с уверенностью скажет? И, если бы не измена мужика когда-то, она бы нашла другой повод. Все может быть.
Самое дикое, это то, что за годы своего “мученичества за ради детки” реально убила свое здоровье. Говорят, оно завязано на психологическом состоянии – я верю. У нее чего только нет. Она лежала в больнице с язвой, она лежала с гинекологическими проблемами, она лежала в кардиологии, и каждый раз она болела реально, ей реально было плохо! Не придумывала она эти болячки…
- Сама себя довела. – Пожимает плечами на это Ирка.
Ну да, сама себя довела. Я согласна.
Заодно и сына довела. У парня в 14 лет уже нервишки ни черту. Да и вообще, он какой-то совсем забитый. Нееее, не рохля, чего она так боялась. Все же ради деточки. Он чихнуть боится, потому что маме станет плохо, а мама вся ради него. К отцу, если тот дома, мальчишка подходить боится – мама может обидеться, маме станет плохо. Кому это надо?
- Такая жизнь – преступление против человечности. – Иногда пишу я ей. – Убиваешь себя, издеваешься над ребенком.
- Все ради него, ничего не понимаешь! Была бы я одна – сразу ушла! – отвечает она.
Самое страшное, что может сделать женщина с собой и своими близкими – это вот так, демонстративно, пожертвовать собой. Но общество таким поступком восхищается, не задумываясь о последствиях.
Свежие комментарии